Все птицы в полёт отправляются массово. Как будто бы в Индию, но это не точно. Своими путями, маршрутами, трассами, а нам оставляют осенние ночи, в которых лишь дождь, серый сумрак и грязь, больная душа и уставшее тело. Душа вслед за птицами в небо рвалась, а тело лежало и грустно сопело. Душа побывала везде, где смогла — на море, в лесу и на горной вершине, а тело смотрело в окошко, где мгла, и бьётся в стекло сиротливо рябина. Душа что-то пела, куда-то звала, а тело, к стене отвернувшись, молчало, как будто все силы сгорели дотла в бесплодных попытках начать всё сначала. Душа заскулила, свернулась клубком, запряталась робко в телесную суть, решила — закроюсь огромным замком, чтоб ночью осенней тихонько уснуть. И телу так жалко вдруг стало её: «Нельзя ведь душе без мечты и полёта, а я то лежу, то ленюсь, и ещё теперь вот спина разболелась чего-то». И тело, с дивана себя соскребя, сквозь осень и дождь побрело к эскулапу. Там старенький доктор, очки теребя, себе валерьянку в мензурочку капал. Хлебал без закуски, ругался латынью, в свидетели звал всех чертей и Мадонну — за весь врачевательский опыт свой длинный такого не мог он не знать, не припомнить. А тело сказало: «Подумаешь, крылья. Вон птицы опять собираются в стаи». Отбросив подальше тоску и унынье, шепнуло душе: «Ну, теперь полетаем…»
